Крутые виражи женской судьбы. Родилась в таежной деревне, случайно осталась в Беларуси, учила Президента и мечтает о подарке на 100-летие

Учительница… Она словно вторая мама для нас. Ее строгий и нежный образ сопровождает нас по жизни. Учителя – особая каста нашего общества, самоотверженные и преданные, высокообразованные и интеллигентные. Сколько бы ни было сказано и написано про учителей, образ учителя у каждого свой.
В Год исторической памяти обозреватель БЕЛТА Алина Гришкевич продолжает авторский публицистический проект “Судьбы женщин – судьба единой Беларуси” рассказом об уникальной судьбе белорусской учительницы. Татьяна Николаевна Карпеченко, которой в 2024 году исполнится 100 лет, жительница деревни Александрия и Учитель с большой буквы. И не только потому, что она на протяжении четырех лет была классным руководителем Президента Республики Беларусь Александра Лукашенко в годы его учебы в Александрийской школе. В удивительной судьбе этой простой женщины множество событий и фактов, которые сродни крутому киносюжету. Кроме всего прочего, у нее четверо детей, пятеро внуков, восемь правнуков.
Татьяна Николаевна родилась в таежной деревне в Вологодской области (а по маминой линии ее корни из Шкловского района). В 18-летнем возрасте в годы Великой Отечественной войны начала учительствовать в Архангельской области и затем всю свою жизнь посвятила преподаванию любимого предмета – математики. Витиевато непредсказуемым был ее учительский путь на родину матери, в Александрию, который она помнит до мельчайших подробностей. Татьяна Николаевна рассказывает о непредсказуемых перипетиях судьбы, неожиданных судьбоносных встречах и также об учебе своего знаменитого ученика, об удивительных и незабываемых встречах с его мамой, простой деревенской женщиной, которая передала своему сыну жизненные ценности и истины.
Судьба как летопись страны
Последний месяц лета выдался на удивление солнечным и жарким. В один из таких погожих и теплых августовских дней Татьяна Николаевна встречала меня на пороге своего деревенского дома в Александрии, во дворе которого рядом с беседкой цвели красные цинии.
Женщина – в модном темно-синем платье, седые волосы красиво подчеркивают голубизну ее глаз.
Татьяна Николаевна в свои 98 лет выглядит по-учительски строго, разговаривает логически четко, помнит множество удивительных фактов той жизни, которую нынешние дети изучают только по учебникам истории. О столь почтенном возрасте напоминает лишь ее помощница-тросточка.
Учительница математики бережно хранит в своем сердце имена и фамилии многих учеников, в кого вложила частичку души. О странице своей трудовой биографии, когда была классным руководителем у будущего главы государства, говорит скромно: не я одна его учила.
В ее судьбу, как ленты в красивую женскую косу, вплетены многочисленные события и вехи истории страны, в которой было так много трудностей и достижений, мужества и патриотизма. Жизнь учителя наполнена созиданием и любовью, без них никак. Ведь так важно донести до юного ума не просто знания, а сделать так, чтобы глубоко в сердце молодого человека прочно проникла любовь к родимой стороне и желание созидать во имя своей Родины. Непростая задача, подвластная лишь людям неравнодушным и самим влюбленным в свое дело и Отчизну.
С высоты почти столетнего возраста Татьяна Николаевна рассуждает о простых житейских истинах, которые ей передались от дедов и прадедов и которые она в свою очередь дальше передает внукам и правнукам. В этой незыблемой преемственности поколений основа основ – любовь к родной земле, к выращенному на ней колоску золотого зерна, к родниковой воде в дедовской кринице, к восхитительному и незабываемому по жизни вкусу парного молока, надоенного мозолистыми руками мамы, к синему как мирное белорусское небо васильку, а также память о предках и всех тех, кто защищал батьковскую хату от лютого врага, кто полег в неравном бою и к чьим именам на обелисках мы приходим поклониться, ведя за руку своих детей, внуков и правнуков. И в этой непогрешимой жизненной сущности есть место только для мира и добра.
Через судьбу этой белоруски (а она считает себя именно таковой, хотя родилась в России, а затем приехала в Беларусь, на родину своих дедов и мамы) отражается многогранная история Беларуси, в том числе ее современное развитие. Женщина в конструктивном срезе белорусского общества – патриотичная и высокодуховная, своей судьбой показывающая пример созидания и истинного патриотизма на благо Родины.
Я уверена в том, что именно такие женщины, с непростой жизненной дорогой, созидающие и воплощающие вековые идеи добра и духовности, своим примером фундаментируют государство, объединяют и цементируют общество. Именно тот, кто вносит свой огромный вклад в развитие и процветание любимой Беларуси, передает из поколения в поколение память о традициях, в том числе образовательных, героизме белорусского народа как в мирное время, так и в годы Великой Отечественной войны, способствует воспитанию истинных патриотов страны, а также любви к Родине, приумножению культурных и духовных ценностей белорусского народа.
Родители
Татьяна Николаевна родилась в 1924 году в красивом таежном крае, в Вологодской области – в деревне Фоминская Морозовского сельского поселения Верховажского района, откуда родом ее отец. Папа Николай Алексеевич был военным.
Во время Первой мировой войны (1914-1918) он попал в Шкловский район, где и познакомился с будущей супругой Матреной Прокопьевной (мамой Татьяны) из деревни Черное, что примерно в 12 км от Александрии.
Спокойная и красивая деревенская девушка Матрена ему пришлась по нраву и у них как-то сразу возникла взаимная симпатия. Когда Первая мировая война окончилась, они поженились и парень увез суженую на свою родину в Вологодскую область.
И хоть не хотелось Матрене Прокопьевне покидать отчий дом, уезжать в неблизкий и холодный край больше чем за тысячу верст, все же она решилась и направилась вместе с мужем, собрав нехитрое женское приданое. Проводы с родными были слезными, все понимали, что свидеться придется нескоро, далеко уезжала, неблизкий свет, ведь не соседняя деревня, на телеге с лошадью в гости не приедешь.
Вернуться на свою родину Матрене довелось только спустя десятки лет, уже в преклонном возрасте, чтобы помогать одной из троих дочерей, Татьяне, воспитывать детей. А вот как младшая дочь попадет в Александрию, это отдельный разговор. Вот уж действительно, пути Господни неисповедимы.
А тогда, в 1918 году, в морозном таежном краю юную белоруску Матрену встретили тепло – родители мужа сразу же выделили молодым половину избы.
Мужу Николаю Алексеевичу на гражданке работа быстро нашлась. Человек грамотный, что в ту пору было не таким уж и частым явлением, стал работать в сельсовете писарем, что считалось уважаемым делом. А его супруга занялась домашним хозяйством.
Матрена Прокопьевна довольно быстро привыкла к местной жизни и к родителям мужа, которых почитала как своих, хотя скучала по родимой сторонке крепко и редкие весточки из отчего дома были для ее сердца, истосковавшегося по родным, сродни самому великому празднику. Она зачитывалась короткими строчками письма, написанными на вырванных из школьной тетрадки листочках, и потом в своей памяти вновь и вновь перебирала каждое слово, наполняя его все новым смыслом и тихой радостью.
Таежное детство будущей учительницы
Жизнь шла своим чередом и в молодой семье в любви и ласке родились три девочки. Старшая Анна появилась в 1918 году (стала учительницей, одного ребенка имела, прожила 82 года), средняя Глафира – в 1920 году (учиться не захотела, была домохозяйкой, дожила до 95 лет, родила шестерых детей) и младшая Татьяна – в 1924 году (у нее четверо детей).
Детство Татьяны было спокойным и счастливым, в родительской опеке и внимании, в труде. Три сестры росли дружными и по-деревенски крепкими, друг на друга равняясь, воспитываясь в трудолюбии. Девочек приучали чтить старших, помнить про своих предков, уметь все делать по дому и хозяйству, видеть красоту природы и беречь ее.
“Места там таежные, красивые, леса кругом, аж дух захватывает. И дома там строили огромные, просторные, чтобы несколько поколений в одной избе жили, – рассказывает Татьяна Николаевна. – Мы в одном доме с дедушкой и бабушкой, папиными родителями жили, только в другой половине. Зимы холодные, 40 градусов было и люди свое жилье приспосабливали под это, – рассказывает о своем детстве Татьяна Николаевна. – Была часть дома, где можно летом жить, а часть – где зимой. Бабушка с дедушкой на одной половине жили, а мы с родителями на второй половине. Кстати, дом этот сохранился до сих пор. Помню, как бабушка рассказывала про жизнь в былые времена, про своих прадедов, про обычаи и традиции семьи”.
“Мы держали большое хозяйство – корова, конь был обрабатывать землю, без него никак в деревне, овцы, куры и надел земли имели. Это было еще до создания колхозов, видите, какой я древний человек, сколько помню, – улыбается Татьяна Николаевна. – Жили мы в основном с того, что вырастили сами, хлеб, мясо, молоко были – конечно, не впроголодь, однако в экономии и очень рачительном деревенском подходе. К любой деревенской работе нас приучали с малолетства, мы все должны были уметь делать по хозяйству, родители говорили, что все в жизни пригодится, так, собственно, оно и произошло”.
“Деда и бабушку хорошо помню. Дедушка Алексей работал на почте, был очень властным человеком. Судите сами – настоял, чтобы нас, троих внучек, назвали в честь его родных сестер, – продолжает воспоминания уроженка таежных краев. – А наша бабушка Вера была очень религиозная. Запомнилось: мне было лет пять-шесть, она брала за руку и вела в церковь, там мы молились. Те духовные, религиозные истины вот так, с малых лет, входили в сознание и остались, пожалуй, на всю жизнь. Ее напутствия и некоторые молитвы до сих пор в памяти”.
“Шел 1926 год. Совсем неожиданно мой отец заболел неизлечимой на тот момент болезнью – сахарным диабетом, лечился и в районной больнице, но, увы… И осталась мама с тремя малыми детьми. Тяжелое выпало ей испытание. Мне тогда всего два с половиной года было, отца не помню. А у матери мало того, что трое дочек сиротами стали, так еще и хозяйство, надел земли. Тяжело это для одной молодой женщины, не под силу”.
Голубенький ситец под васильковые глаза
“Мама красивая была в молодости и на ее счастье нашелся парень, из деревни примерно в километрах 15 от нашей, которому приглянулась молодая вдова Матрена Прокопьевна. Не испугался ни троих девчонок впридачу, ни того, что придется идти в “примаки” в дом к матери, как говорили раньше. Получилось так, что он постарался заменить нам отца, не обижал ни меня, ни сестер, баловал. А потом в семье родился еще и братик. Так нас, детей, стало в семье четверо”, – делится воспоминаниями Татьяна Николаевна.
В этом таежном краю мужчины в летнюю пору работали на земле, по хозяйству, пахали-сеяли-убирали. А как только зима наступала, уходили на лесозаготовки, чтобы заработать деньги для семьи. Леса там богатые и заготовка леса была хорошим, хоть и тяжелым промыслом для деревенских мужчин. На лесозаготовках небольшие поселки стояли, люди там жили, магазины были.
“По весне отчим возвращался домой из тайги, гостинцев нам привозил – пряников, конфет подушечек и горошка, чему мы были несказанно рады. В нашем детстве не было магазинного изобилия, как сейчас. Каждая конфетка была как райский подарок. Отчим отдавал маме все заработанные тяжелым трудом деньги до последней копейки, она шла в магазин и покупала дочкам ситца, из которого местные портнихи шили нам платьица, и мы в них щеголяли по деревне, модничали очень. Не у каждого тогда деньги водились даже на такие скромные обновки. А для нас те платьица казались сказочными нарядами, мы чувствовали себя настоящими принцессами”, – вспоминает женщина.
Младшенькой, черноволосой и голубоглазой любимице Татьяне мама старалась покупать голубенький ситчик на платье – уж больно цвет шел к ее васильковым глазам. “Уже потом я поняла: ведь и маме тогда хотелось нарядиться, она молодая совсем была. Однако все для нас старалась, чтобы не хуже других одевались. Такая материнская самоотверженность была во всем – лучшее детям, чтобы они учились и выросли образованными людьми”, – с грустью говорит Татьяна Николаевна.
“Потом в нашей деревне организовали коммуну, это было еще до создания колхозов, я совсем маленькая была. В коммуну всех коров и коней забрали у сельчан. Запомнилось, что мы со старшей сестрой ходили за молоком, с бидончиками и ведерками, его распределяли по количеству детей в семье. Молока хватало, но не настолько, как если бы от своей коровы доили. Коммуны осенью организовали, а по весне люди забрали обратно в свои сараи коров и коней, и та коммуна распалась. Вот какие “доисторические” времена помню. Правда, год прошел и вновь собрали людей, чтобы агитировать за создание уже колхоза. Были семьи, что держали не одну, а несколько коров, большой надел земли имели. Если в доме, к примеру, имелась швейная машина, то семья считалась зажиточной и людей к кулакам причисляли”, – вспоминает бывшая жительница Вологодщины.
Учеба в таежной школе
Татьяна пошла на год раньше положенного тогда времени учиться в деревенскую школу в соседнем поселении Морозовском, которая была большой, двухэтажной, и классов в ней много было.
“Мои старшие сестры уже были школьницами, поэтому я вместе с ними научилась читать и считать. Помню, однажды мы со средней сестрой Глафирой, школа недалеко от нас стояла, гуляли и она завела меня в класс, посадила рядом с собой. Когда зашла учительница, то спросила про маленькую незнакомку – а это кто? Глафира ответила, что это ее младшая сестренка, она уже умеет читать. Строгая учительница не поверила и протянула с улыбкой учебник, мол, почитай нам. Татьяна, совсем не смущаясь, стала читать, да не по буквам, а как настоящая школьница, целыми предложениями. Учительница очень удивилась и посоветовала: тебе пора идти в школу. Так вот, благодаря случайности я стала учиться на год раньше. В семь лет пошла в школу, а тогда ведь брали с восьми. И таких вот судьбоносных случайностей в моей жизни затем оказалось много”, – повествует женщина.
Так в доме все трое сестер уже стали школьницами. Старшая Анна училась хорошо, а средняя ленилась немного, мама ее ругала за это. Классные собрания тогда проводились у кого-то из родителей дома, чтобы места всем хватило собраться. И поскольку дом у родителей Татьяны Николаевны был большим и просторным, то частенько все родители и учителя приходили именно к ним. Понятное дело, что до ушей девчонок доходило все то, о чем говорили старшие. Кого-то хвалили за успехи, как сестер Анну и Татьяну, а кого-то, как Глафиру, просили учиться получше.
Сестры
Глафира, которую учителя пытались пристрастить к учебе, только 6 классов окончила, и поскольку ее подруги не продолжили учебу дальше, то и она с удовольствием последовала их примеру, о чем впоследствии ни разу не пожалела. Видно, призвание девушки было стать, как мама, домашней хозяйкой, что по жизни у нее великолепно получалась, она занималась домашним хозяйством, которое у нее, кстати, было просто образцовым. С нее получилась хорошая хозяйка. И многими домашними секретами ведения домашнего хозяйства она с удовольствием делилась затем со своими сестрами.
Еще до Великой Отечественной войны Глафира, как и старшая Анна, вышла замуж, сестры родили по одному первенцу. Однако, к сожалению, обоих после войны ждала вдовья участь, их мужья погибли на фронте. Но после войны Глафира вновь обрела семейное счастье, выйдя замуж, как и мама когда-то, за холостого парня. У них еще пятеро детей появилось. Старшая Анна также второй раз замуж вышла.
Кстати, замужество младшей Татьяны пришлось не только на послевоенные годы, но и уже в совсем другом, далеком от Вологодчины крае.
У каждого своя судьба…
Приписала себе год, чтобы вступить в комсомол
Нынешняя молодежь уже и не знает, что характерными атрибутами для школьного советского времени были октябрятский значок, пионерский галстук и комсомольский значок. Через эти знаковые тогда для школьного времени этапы прошла и Татьяна, что считает важным и значимым для формирования активной жизненной позиции молодых людей.
Ей хорошо запомнилось вступление в комсомол, однако это стало для нее настоящей эпопеей ввиду совсем юного возраста. Девушка училась в 7 классе и многие ее одноклассники, которым исполнилось по 15 лет, как и требовалось, подали заявления для вступления в комсомол. Они были 1923 года рождения, а Татьяна – 1924 года. Поскольку Татьяна пошла в школу на год раньше, то до 15-летия ей не хватало ровно года, а вот желание стать комсомолкой было таким огромным, что девушке никак не хватало терпения дожидаться целый год и она стала действовать решительно. В школе как-то не обратили внимания, что одна из семиклассниц еще 14-летняя, поэтому дело было только за райкомом комсомола.
“В школе нас всех приняли, а потом в один из дней мы своим классом пешком направились в райцентр в райком комсомола. Иду и думаю: вот если они узнают, что мне нет еще 15 лет, что тогда будет, придется говорить, что не могу без комсомола. Вот таким огромным было намерение вступить в комсомольские ряды. Страх меня одолевал, ноги ватными становились, а желание стать комсомолкой превозмогало все это, – рассказывает Татьяна Николаевна. – И, о чудо, в райкоме никто даже не спросил про возраст, говорили больше про высокие жизненные цели и идеалы, про жизненную позицию. Дали нам комсомольские билеты, а также значки, которые мы сразу прикрепили и обратно домой шли с гордо поднятыми головами: мы – комсомольцы! Это была несказанная гордость и огромная ответственность для каждого из нас. Но, как мне кажется, самой счастливой из всех тогда была я. До сих пор помню эти прекрасные чувства. Кстати, звание комсомольца я гордо несла по жизни, хотелось сделать много полезного для страны, для общества. И это были не громкие слова, это была сама жизнь, наполненная конкретными добрыми делами. В те времена в обществе была мода на активистов, на общественников, на тех, кто созидал на общее благо, был патриотом. Эти идеи были само собой разумеющимися и истоки их были в октябрятском, пионерском и комсомольском движении – для каждого возраста свои идеи и свои воплощения общественных идеалов. Это была для нас как вторая религия, так нас воспитывали родители, школа, вуз”.
Училась она хорошо, считая, что маму и учителей огорчать нельзя. Особого предпочтения к каким-то отдельным предметам не выявилось – любила и русский язык, и немецкий, математику, географию, биологию. Физкультурой очень любила заниматься. Тем более в сельской школе на удивление для тех времен был большой спортивный зал, где были условия для занятий волейболом, баскетболом, лазать по канату, прыгать через коня. А зимой было просто снежное раздолье для детей, поскольку можно было вдоволь кататься на школьных лыжах и даже получать за это оценки, которые у Татьяны по данному предмету всегда были отличные.
Вместе с подругами они часто брали школьные лыжи и по таежным тропам мчались в лес, где любовались величием природы и неописуемой красотой снежных пейзажей. А если учесть, что эти лыжные прогулки – под скрипучий снег в 30-40 градусов мороза, то слово закалка приобретает совсем другой смысл.
Кстати, Татьяна Николаевна предполагает, что одна из основ ее крепкого здоровья по жизни – из таежного детства и непременных лыжных пробежек в лютые морозы, занятий в спортзале. Летняя закалка была еще та – в жарком поле за прополкой, доением коровы, пастьбой овец в любую погоду, ухаживанием за лошадью. Сельский уклад жизни был простым и понятным, с физическими нагрузками сродни физкультуре. Обо всем этом в своем почтенном возрасте жительница Александрии вспоминает с большой теплотой и, конечно, с грустью о безвозвратно ушедших годах детства и юности, проведенных на далекой Вологодщине…
Из Вологодской области – в Архангельскую
Как же быстро пролетели прекрасные годы безмятежной и веселой школьной учебы рядом с родительским домом и ежедневной теплой заботой мамы. С окончанием 7 школьных классов перед девушкой встал выбор: что делать дальше. Можно было продолжать учиться – в 8 классе школы в райцентре, что означало ежедневные походы туда пешком за 20 км от дома. Или же уехать учиться за 45 км в город Вельск соседней Архангельской области, где можно было жить в общежитии. В Вельске располагалось много различных учебных заведений, педучилище, сельхозтехникум, медучилище – только выбирай, что по душе. Своим юным умом Татьяна понимала, что с получением специальности она пойдет на свой хлеб и для мамы это будет огромное подспорье.
И вот подруги-односельчанки решили поступать в Вельск, кто в медицинский, кто в сельхозтехникум, а она с одноклассницей Тоней выбрала педучилище. С аттестатами, в котором были четверки-пятерки, похвальных грамот тогда не давали, девчата подали документы для поступления, успешно сдали экзамены и были зачислены на учебу.
К тому времени старшие сестры Татьяны уже ушли во взрослую жизнь, выйдя замуж и создав свои семьи. Татьяна направилась на учебу, и мама с одним только сыном осталась. Домашнее гнездо опустело…
Архангельский пединститут и диетическая столовая
Наступил 1941 год. Татьяна окончила педучилище, получив специальность учительницы начальных классов. 17-летнюю девушку направили на работу в один из районов Архангельской области.
Окрыленная, в июне она вместе с подругой Тоней приехала домой на последние учебные каникулы, после которых предстояло приступать к работе. Все было так прекрасно и хорошо в жизни, лето сияло яркими солнечными красками, молодая жизнь бурлила и кипела ожиданием чего-то нового и важного, что должно было прийти вместе с первой работой. Мама старалась еще больше обласкать и облелеять свою младшую дочурку перед тем, как она уедет в незнакомое место, где ни родных, ни знакомых. Мирные летние дни мчались стремительно, как воды в горных реках.
В один из июньских дней, это было 22 июня, из распахнутого окошка дома Татьяна с мамой увидели, как односельчане вдруг потянулись друг за другом к рупору, что находился на одном из домов. По всей улице из рупора, возле которого собрались и мужчины, и женщины, и дети, громко звучал голос Молотова. Он рассказывал, что договор о ненападении с Россией Германия нарушила, началась война и мужчины должны идти в военкоматы по месту жительства.
Мгновенно солнечный красивый день сменился тревожными красками и оттенками. Женщины стали голосить и причитать, дети глядя на них – плакать. Мужские лица сельчан враз стали суровыми и непроницаемыми, многие не понаслышке знали про Первую мировую войну, воевали, остались живыми и помнили все ужасы военного лихолетья. Чуть больше 20 лет мирной жизни прошло – и вновь война.
“Мне внезапно от всего услышанного стало так страшно, что мороз пробежал по коже. Я знала про войну по рассказам отца-военного и мамы, которая понимала: величайшая беда нарушила их спокойную жизнь. Что будет дальше, никто не знал, – рассказывает женщина. – А мне же предстояло все-таки ехать по распределению в Архангельскую область”.
Сборы из дома были быстрыми, с собой брать было особо нечего. Прихватив полотняную сумочку с платьицем и бельем, небольшим кульком с провиантом, в который заботливыми мамиными руками был положен ломоть хлеба, кусочек сала и банка с молоком, Татьяна направилась в путь.
Мама, набросив почему-то темный платочек, провожала младшую дочку со слезами на глазах, своим материнским сердцем понимая, что впереди у всех полная неизвестность и не стоит даже загадывать время следующей встречи.
Татьяна ушла из дома с неспокойным сердцем. Однако была уверена, что с 1 сентября станет учительницей первоклассников в какой-нибудь деревенской школе и даже готовилась мысленно, какие слова произнесет своим первым в ее жизни ученикам. Однако судьба распорядилась иначе.
Приехав в Архангельск, узнала, что ее посылают не на работу, а на курсы преподавателей старших классов в Архангельский пединститут, к чему 17-летняя девушка морально была не очень готова. Но ничего не поделаешь.
“Война внесла большие коррективы в школьное обучение. Если раньше учителями в том числе математики, биологии в школах работало много мужчин, то теперь большинство из них ушли воевать на фронт, защищать родину. И девушкам не приходилось выбирать: нравится – не нравится, хочу – не хочу. Было только одно слово – надо”, – рассказывает она.
Татьяну определили готовиться учителем математики в старших классах. Однако прежде всего предстояло сдать испытания по русскому языку и математике, которые она успешно выдержала и ее зачислили на учебу.
…Уже полным ходом шла война. Сводки с фронтов были нерадостными. Каждая свежая новость тут же разносилась среди молодежи, некоторые рвались на фронт. Но ведь и учить детей в школах кому-то надо, поэтому не всем повезло уйти воевать.
График учебы оказался насыщенным и плотным, все шло ускоренными темпами, занятия по четыре пары каждый день, кроме воскресенья. Жили в общежитии, в основном одни девчата. А настроение было – как бы выжить в такое время.
Хлебная карточка на 400 граммов и спичечный коробок соли
Студенты по карточке получали 400 граммов хлеба. И этого, конечно же, было очень и очень мало. В студенческой столовой паек также оказался чрезвычайно скудным: суп – перловка, разваренная в воде.
Еды нигде не было, с началом войны вмиг опустели и без того небогатые товарами и продуктами магазины. Все направлялось на фронт, тем, кто воевал, на дело победы, и Татьяна это хорошо осознавала. Лозунг тогда был – все для фронта, все для победы.
“Но желудку не прикажешь, молодой организм требовал еды и есть хотелось так, что постоянно сводило живот от этого буквально следующего по пятам чувства голода. Голод сопровождал постоянно и не проходил никогда, пока была война, – вспоминает женщина. – Реалии военного времени – все товары были дефицитными, а особенно – хлеб и мыло. Однако больше всего меня, студентку, впечатлило то, что на базаре соль и махорку продавали на развес спичечными коробками. Это был самый большой дефицит. А дома купленный по дорогой цене малюсенький коробочек с солью опустошался до обидного быстро”.
Вечно голодная молодежь шла на разные выдумки, чтобы хоть как-то заработать денег или раздобыть еды. Пошел слух среди студентов, что в расположенной неподалеку от общежития диетической столовой для закрепленных в ней людей выдавали дополнительные 200 граммов хлеба или же две ржаные лепешечки. А на обед – борщ из настоящей свеклы и чай с сахарином. А это же по тем временам настоящее сокровище.
Некоторые студенты, у которых желудки постоянно бурлили и пели голодные песни, умудрялись попасть в диетическую столовую, что считалось неслыханной роскошью в те голодные и страшные времена. Татьяне также как-то повезло закрепиться в ту столовую на коротких 20 дней.
Полученные в столовой две драгоценные лепешки ребята заворачивали в вырванные из школьной тетрадки листочки, шли на рынок и моментально продавали каждый по 30 рублей. А за эти 60 рублей девчатам уже можно было купить чулки или дешевенькое ношенное платьице. Одеваться ведь также надо было. Кто-то продавал свои вещи и покупал кусочек хлеба, кто-то – наоборот. Вот такие были времена.
Воздушная тревога
“Все было мобилизовано на укрепление города и оказание всемерной помощи фронту. Военные испытания стали настоящей проверкой огромной страны и общества, – продолжает повествование женщина об истории страны, которая неразрывно связана с ее судьбой. – Архангельск всегда играл особую роль как главный рубеж по защите северных российских территорий. Военная флотилия, торговые суда, речные и железнодорожные структуры города, судоремонтные заводы и судоверфи Архангельска – все было задействовано для дела общей победы над врагом. В городе также находился крупный эвакопункт и десятки госпиталей. Жители города погибали от обстрелов врага, а также от голода, хотя через морской порт на фронт проходили тысячи тонн продовольствия”.
Татьяна Николаевна до сих пор помнит те ощущения страха, которые вызывал рев серены, оповещающей о воздушной тревоге, когда была высока вероятность немецких бомбежек.
“И вот здесь также проявлялся комсомольский дух, который должен был вдохновлять молодежь на геройские поступки. Студентов, а это в основном девчата, распределяли по группам, которым предстояло дежурить на крышах и тушить “зажигалки”, оказывать первую медпомощь в санитарном звене, а также охранять порядок – в этом звене оказалась и я. Нам выдавали специальные пропуска, чтобы во время воздушной тревоги нас пропускали для прибытия в необходимую точку города, – в памяти женщины сохранились многие подробности. – Все люди бегут в убежища, а мы с однокурсниками стремглав несемся в обратную сторону. Никогда не забуду, как стоит старичок возле здания в центре города и просто трясется как осиновый лист то ли от страха, то ли от какой болезни. Мне самой очень страшно, а надо успокоить человека: все пройдет, все будет хорошо. Как только звучал отбой воздуш